Sopheeya1984
Модератор
Из: Москва
Сообщения: 1564
|
 |
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных |
|
Послано: 25-05-2023 03:34 |
|
|
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных - Маслов, Логинова
Цитата:
Как достичь просветления благодаря лишь одному слову? А благодаря молчанию? Для озарения мудростью не надо сложных методик - достаточно лишь успокоить свое сердце, очистить сознание и... оказаться рядом с достойным наставником. Именно в этом суть знаменитого восточного учения Дзэн (Чань). Книга представляет собой сборник лучших средневековых притч и рассказов о китайских мастерах Чань-буддизма, вошедших во многие классические произведения: "Застава без врат", "Записи о передаче светильника", "Речения с Лазурного утеса", "Престольная сутра Шестого патриарха". Издание также включает в себя рассказ об истории становления жанра чаньских речений "юйлу" и "парадоксальных диалогов" - коанов (гунъаней), о способах тренировки сознания дзэнских монахов.
Цитата:
Уже само китайское название настоящего сборника представляет собой своеобразный гунъань - "Чань лай - си цюй", что дословно можно перевести как "Чань пришел - путы спали" или "Созерцание пришло - скованность ушла". Такое название объясняется тем, что каждая история состоит из двух частей: собственно гунъаня (что и обозначается как "приход Чань", или "приход созерцания") и небольшого комментария к нему ("путы спали"), в ряде случаев действительно дающего нам пояснения наиболее сложных мест, а в других случаях - представляющих новую чаньскую загадку, над которой стоит поразмышлять. Такое построение текста по принципу "основной текст - комментарий" вполне традиционное для чаньской литературы: человеку кажется, что он вот-вот достигнет ответа на внутренний вопрос гунъаня, а комментарий внезапно разворачивает его к совсем иной грани реальности. К ряду историй переводчиками составлены некоторые пояснения, дающие интерпретацию наиболее сложных понятий, связанных с буддийским учением.
В настоящий сборник вошли гунъани из нескольких произведений. В своей основной части он представляет собой набор историй из "Записей о передаче светильника, составленных в годах правления под девизом Цзиньдэ" ("Цзиньдэ чуаньдэн лу", XI в.). Часть юйлу пришла из следующих сборников: "Сутра помоста Шестого патриарха" (в разных редакциях V I VIII вв.), "Речения чаньского наставника Мацзу из провинции Цзянси" ("Цзянси Мацзу Даои чаньши юйлу"), "Речения наставника Линьцзи" ("Линь-цзи лу", IX в.), "Речения с Лазурного утеса" ("Биянь лу", XII в.) и "Застава без врат" ("Умэнь гуань", XIII в.).
Вот это жизнь!
Цитата:
Переводчик большей части текстов, включенных в этот сборник, Евгения Логинова [ b](1990 2009)![ /b], к сожалению, не успела увидеть выход этой книги в свет. Удивительно одаренный, упорный и мужественный человек, она много лет сначала самостоятельно, а потом под руководством педагогов изучала китайский язык и культуру, причем в самой сложной ее части - традицию философской классики. Несколько лет она работала над тем, чтобы подобрать наиболее точные и адекватные для западной публики толкования сложнейших китайских текстов, превратив их в увлекательное и поучительное чтение. Свет ее юной души - в ее переводах.
Полностью - тут:
https://profilib.org/chtenie/138298/aleksey-maslov-luchshie-pritchi-dzen-obychnye-istorii-o-lyudyakh-neoby-chaynykh-7.php
МАСЛОВ Алексей Александрович,
ЛОГИНОВА Евгения Сергеевна
"ЛУЧШИЕ ПРИТЧИ ДЗЭН: ОБЫЧНЫЕ ИСТОРИИ О ЛЮДЯХ НЕОБЫЧАЙНЫХ"
ЧАНЬСКИЕ РЕЧЕНИЯ: ПРОБУЖДАЮЩИЕ ГОЛОСА
Бодхидхарме приписываются и четыре основных постулата Чань: «Не опираться на письменные знаки», «Не передавать учение вовне», «Непосредственно взирать на свое сердце», «Прозревая свою изначальную природу, стать Буддой». Впрочем, нередко те же принципы приписываются и самому Будде, но, в целом, их происхождение для нас здесь не особенно важно главное, что разные школы китайского буддизма, которые и стали постепенно обобщаться под названием «Чань», положили в основу своей практики принцип прямого, не опосредованного ничем (в том числе и чтением священных текстов) «прозрения своей чистой природы», «прозрения изначального сердца». Вся практика сводилась, по сути, к обнаружению своего изначального лика, существовавшего еще до того момента, когда повседневная жизнь и социальная среда замутили наше сознание. И в этом состоянии человек уже ничем не отличается от Будды ни по своим изначальным, данным ему при рождении свойствам, ни по своей роли в этом мире. Итак, достаточно лишь очистить сознание. Но как?
Ведь всякий текст, пускай даже священный, может быть понят неправильно, комментарии на него, пускай составленные древним мудрецом, могут еще дальше увести нас в сторону или, того хуже, создать иллюзию того, что все прочитанное и есть наши личные мысли.
Читая тексты, человек уподобляет себя их героям, имитирует их слова, поступки, то есть занимается не столько духовной практикой, сколько подражательством. Конечно, существует немало методов в буддийских школах для того, чтобы правильно истолковать текст, дать его относительно точное понимание. Но опасность запутаться в текстах по-прежнему велика, и единственным критерием истинности может выступать лишь чистое спокойное сознание самого человека. Да и нужны ли для этого священная сутра, долгая молитва или возжигание благовоний ведь в чистом сердце изначально содержится все понимание мира. А поэтому «не стоит опираться на письмена», говорят учения Чань. «Прямо взирай на собственное сердце!» призывают они. Все остальное лишь подпорки, побочные средства, которые могут как помочь, так и увести в сторону.
Надо остаться один на один со своим сердцем и через медитацию очистить его тогда и всякое действие будет безошибочным. Проблема выбора в жизни отпадает сама собой, неразрешимые вопросы исчезают навсегда, они просто не поднимаются в твоем сознании.
«Созерцая свое сердце, стать Буддой»
Чань, или Дзэн, казалось бы, самое известное восточное учение, о котором рассказано уже очень многое. И при этом Чань молчаливый, неразговорчивый, далекий от рассуждений и интерпретаций. Он не требует размышлений или мучительных раздумий. Он лишь показывает нам, что надо прийти к той точке, где, как сказано в одной из историй: «Там, где умолкают звуки, открываются врата к познанию учения Чань». И все подобные истории явные указатели на это место, где кончаются не только звуки и рассуждения, но вообще любые внешние проявления.
Об этой мудрости нельзя поведать напрямую, ее нельзя украсть или подслушать. Но о ней можно прокричать так оглушительно громко, что у других заложит уши, и они ничего не услышат. А разве не так и делается в гунъанях?
Методом воспитания и одновременно проверки являются эти короткие диалоги гунъани, это причудливые истории юйлу, в которых и твоя мудрость, и твое замутнение сознания проявляются сразу и самым очевидным образом. Если понимание текста сутры можно сымитировать, процитировав, например, чей-нибудь комментарий, то в коротких диалогах все происходит на личностном уровне.
Здесь имитировать нечего и невозможно, каждый случай уникален и отражает состояние сознания конкретного человека. И одновременно это не частное мнение некоего наставника, это абсолютная метафора истинного понимания о мире, просто выраженная в форме, понятной ученикам.
Одним из первых произведений раннего жанра юйлу стала «Сутра помоста Шестого патриарха», рассказывающая о патриархе Чань Хуэйнэне (VII в.). В этом тексте сочетаются сразу несколько традиций, поскольку юйлу как жанр в тот момент только-только зарождался. Прежде всего, в «Сутру помоста» включено несколько несвязанных между собой по стилистике частей (догматические и весьма сложные проповеди, автобиографическое изложение жизни самого Хуэйнэна, его беседы с учениками). Если догматическая часть во многом тяготеет к классическим буддийским сутрам, где методично излагается буддийское учение с использованием того понятийного аппарата, который может быть понятен только посвященным, то беседы с учениками и гостями это уже прообраз классических юйлу ярких, образных и афористичных.
Постепенно догматические рассуждения уходили из записей бесед чаньских последователей о жизни их учителя: значительно больший интерес привлекало то, как такие наставники действовали и говорили, а не то, как пересказывали буддийскую традицию. Так зарождается уникальный духовно-философский жанр, которого до этого ни буддийская, ни какая иная восточноазиатская традиция не знала, изложение внутренней сути учения не через поэтапное описание его постулатов (а именно таковым было собрание индийских буддийских текстов «Трипитака»), а исключительно через личный опыт мастера-наставника. Все учение, по сути, излагалось в коротких диалогах!
Возникновение жанра юйлу* именно в рамках чаньской традиции легко объяснимо. Именно с V I VII вв. чаньские учителя объявляют несколько постулатов, вокруг которых строятся все их дальнейшие проповеди. Основная идея заключалась в том, что в сердце или душе человека уже изначально присутствует буддийская природа (фо син), то есть любой человек аналогичен Будде по всем своим свойствам. Поэтому задача заключается в том, чтобы «взирая на свое сердце, пробудить в себе Будду», а основные принципы гласили: «Непосредственно взирать на природу своего сердца» (чжэнь цзянь синь син), «стать Буддой через внезапное откровение» (дунь у чэн фо), «передавать учение от сердца к сердцу» (и синь чуань синь). А поэтому, как учил Хуэйнэн в «Сутре помоста», «если просветление требует лишь пробуждения сердца, то к чему искать сокровенное где-то вовне?
Лишь услышав об учении, занимайся духовной практикой, и тогда запад (то есть буддийский рай) окажется прямо перед тобой».
По сути, это означало, что весь огромный массив буддийских ранних текстов, прежде всего сутры и комментарии к ним (шастры), утрачивали первостепенное значение. Трактат терял свою сокровенную сущность, оказываясь лишь разводами туши на бумаге, а его место занимали деяния реального чаньского наставника, которые служили своеобразной матрицей поведения и настроя сознания учеников.
Конечно, сутры не отрицались вовсе, например и Хуэйнэн, и Мацзу, и Наньцюань высоко ценили «Алмазную сутру», «Сутру высшей мудрости» («Праджня-парамита-сутра»), но основное обучение проходило не через них, а через реальные поступки, через очищение сознания посредством медитации. Догматическое знание, связанное, в частности, с буддийской логикой и вероучением, становилось вторичным относительно самостоятельной практики созерцания. В некоторых школах такое отрицание классических текстов доходит до логического абсурда, например, наставник Линьцзи призывал к уничтожению сутр вовсе (хотя сам не уничтожил ни одной, и такой призыв был для него было скорее «фигурой речи»), а одно из традиционных изображений патриарха Хуэйнэна показывает его, рвущим в клочья сутры. На смену суховатым догматическим рассуждениям, отдаленным рассказам о неких индийских учителях, которые были не очень близки обычному китайскому последователю, приходят «свои» герои чаньские мастера.
Постепенно изменяется и сам характер гунъаней это уже не только характерные случаи из жизни чаньского сознания и тем более не просто забавные истории. Они превращаются в особого рода «темы для медитации», которые не требует никакого решения или ответа это просто отправная точка для погружения в трансцендентальные области сознания. И как следствие гунъани превращаются в часть особого рода медитационной техники.
В юйлу* настоящее действие разворачивается как бы за пределами самого текста этот принцип и лежит в основе всякого гунъаня. Поскольку Чань провозгласил, что «учение передается вне слов и письменных знаков», то может показаться, что он сам загнал себя в тупик из-за не только невозможности хоть как-то поведать о содержании этого учения, но и зафиксировать его в истории ведь в этом случае составление текстов оказывается просто невозможным.
*) «сборники речей»; сборники историй из жизни чаньских наставников, а также их бесед с учениками.
~~~~~~~~~~~~
Не важно, что написано. Важно, как понято.
|
Sopheeya1984
Модератор
Из: Москва
Сообщения: 1564
|
 |
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных |
|
Послано: 25-05-2023 03:35 |
|
|
Первичное учение Чань делает упор на превалирующий характер «сердца», или «души» (синь), как средоточия всей изначальной незамутненной природы человека. Ранний принцип созерцательных школ буддизма гласил: «Будда в твоем сердце». Но этого, кажется, мало, учителя проповедуют абсолютную неразличимость между состоянием Будды и сердцем, или душой, любого человека. Будда не просто «в сердце»: «Твое сердце и есть Будда», утверждают наставники V II VIII вв., такие как Хуэйнэн, Мацзу, Наньцюань и многие другие, которые за счет своих диалогов с учениками стараются избавить их от всех пут, которые порождаются наличием тела, а также чувств и ощущений, связанных с ним.
Но наставники X XII вв. идут еще дальше.
Надо не только «отбросить тело» и обнаружить в себе «чистое сердце», которое и есть «природа Будды», но дойти до логического предела самоопустошения. Так, школа Цаодун провозглашает необходимость «избавиться и от тела, и от сердца» или, дословно, «сбросить с себя и тело, и сердце». Но сам по себе принцип «внесловесной передачи» отнюдь не явился «изобретением» Чань, он был изначально заложен в самом классическом буддизме, еще в его «индийской версии».
В чаньских сборниках юйлу, например, «В записях о передаче светильника» (XI в.) часто приводится притча о передаче Буддой Шакьямуни учения своему ближайшему последователю. Именно Махакашьяпа, уловивший, что суть буддизма не в объяснениях, а в состоянии души, которое можно передать вне слов, и стал Первым патриархом буддизма. Классическое чаньское «Изначальное собрание пяти светильников» так передает последнее завещание Будды:
«Я обладаю хранилищем ока истинного закона, сутью сокровенной нирваны, проявлением вне проявлений, вратами дхармы к тончайше сокровенному.
Не опирайтесь на письмена, не передавайте учение вовне это я и поручаю Махакашьяпе».
Естественно, другие направления буддизма, например Тхеравада («Малая колесница»), по-другому описывали последние наставления Будды, хотя многие упоминают акт «передачи цветка» как передачи патриаршества. Но для Чань важным стал именно момент внесловесной передачи учения, а также завещания «не опираться на письмена» и «не передавать учение вовне» это два важнейших принципа из четырех базовых чаньских постулатов, который затем приписывались и Бодхидхарме.
Чань обнаружил удивительный парадокс на пути к просветлению: нет никакой разницы, чем ты занимаешься, являешься ли монахом или мирянином, какое конкретно учение исповедуешь.
Важно лишь одно чистота твоего сердца-сознания, незатронутость его «путами мира», которое и является критерием истинности твоего поведения.
На фоне подобных рассуждений любой священный текст лишь создает иллюзию собственного знания, и в этом смысле он оказывается вреднее, чем любое ложное учение. Как ярко говорится в предисловии к собранию сочинений чаньских авторов «Изначальное собрание пяти светильников» («У дэн хуэй юань»): «Ценность всего великого собрания Трипитаки не больше, чем у клочка испачканной бумаги». Ценность имеет лишь личный опыт, личное откровение, переживания и даже личная ошибка. Все это проявляется в поступке, а поэтому Чань выступает как учение о практической деятельности, а не о религиозной традиции. Каждое действие есть лишь еще одно испытание состояния своего сознания, каждое твое высказывание проявление чистого сознания.
Юйлу нередко называют «диалогами-загадками», что в данном контексте не совсем верно. Точнее совсем не верно. Такой диалог может представляться «загадочным» или «парадоксальным» только для внешнего наблюдателя, который не вовлечен в сам чаньский дискурс, не способен уловить того, что стоит за стремительным обменом слов, жестов, поступков, а по сути энергий. В сущности, здесь нет ничего загадочного, несмотря на кажущееся отсутствие логики. Ведь основная задача не в том, чтобы дать по-школьному четкий ответ на вопрос, например, «Что такое Будда?» или «В чем сущность прихода Первого патриарха Бодхидхармы с Запада?», а в том, чтобы проверить себя или натолкнуть ученика на размышления.
И в этом смысле в Чань абсолютно отсутствует догматика. Если еще у чаньских наставников V I VII вв. мы видим рассуждения о «скандхах», «формах познания действительности», то уже к эпохе Сун, к IX X вв. все это остается лишь как форма «внутреннего обучения» в буддийских школах, в то время как чаньский фольклор, постепенно превращающийся во вполне традиционный жанр народных исторических анекдотов «о людях необычайных», становится неким «общедоступным Чань».
И все же в отличие от того, что обычно принято думать о гунъанях, они не представляют собой ни «особого рода загадку», ни некую головоломку, которую необходимо разгадать. Да, действительно, гунъань не предусматривает никакого формального ответа: ведь настоящий диалог развивается как бы за пределами слов, беседа здесь похожа на перебрасывание не столько словами, сколько мыслями, жонглирование пространствами и образами. На уровне слов это воспроизвести невозможно, да и не нужно. Гунъань проверка внутреннего понимания того, что достигается в процессе чаньской тренировки.
И в этом плане гунъань столь же опасен для вопрошающего мастера, равно как и для отвечающего ученика. Это проверка их обоих.
Правильного ответа здесь нет и быть не может ответ правилен только в данной конкретной ситуации и для данных собеседников.
Даже если ученик дает теоретически (и догматически) правильный ответ в соответствии со всеми канонами жанра, но не понимает его сути, он рискует быть названным «попугаем», «ослом, что пытается подражать человеку» или просто получить удар палкой. Вот пример разных ответов на один и тот же вопрос. Примечательно, что в сборнике «Собрание речений просветленного чаньского учителя Сюэду, полного истинной мудрости и пресветлого восприятия» («Чжэнчжи минцзюэ Сюэду сянь чаньши юйлу», XV I в.) они идут один за другим:
Как-то монах спросил наставника Юнь-мэная:
Что же такое в конечном счете Путь, выраженный в одном слове?
Полное уничтожение!
В другом случае наставник Вэньчжоу на тот же самый вопрос отвечает монаху: «Это я, старый монах, спрятавшийся на самом дне чаши для сбора подаяний».
Какой ответ правильный? Любой. И ни один из них. Он правилен только в данной ситуации и для конкретного мастера. Если он будет повторен другим последователем, это окажется лишь обессмысливанием изначального глубокого личного переживания действительности. И в ответах мастеров нет никакой загадки, если войти в контекст их диалога. Так, Юньмэнь, отвечая на вопрос, указывает, что если мы поймем, как выразить смысл Пути-Дао лишь в одном слове, то это будет означать полное уничтожение, абсолютную аннигиляцию всех иллюзий, заблуждений.
Вэньчжоу говорит одновременно и о другом, и о том же самом: нет никакого «Пути, выраженного одним словом» за пределами личности учителя. Нет вообще ничего, кроме нашего личного восприятия действительности, и монах, укрывший себя «на самом дне чаши для подаяний», то есть скромный и неприметный человек, может символизировать собой всю полноту реальности.
Ну, а если кто-то из нас даст подобный ответ на этот вопрос как он будет воспринят окружающими? Думается, не очень адекватно.
Ведь ответ должен соответствовать личности отвечающего, его внутреннему опыту. И именно это соответствие ответа внутреннему переживанию и является критерием его истинности, отражения чистоты сознания.
Чань очень практичное учение. Из любого философского постулата, из любых рассуждений он всегда делает практичный и вполне земной вывод. Уносясь ввысь в хитросплетениях слов и неожиданных диалогах, он всегда приземляется прямо на наш нынешний момент существования. Пожалуй, это идеал философии ни одна мысль не может быть абстрактной. Монах задает сотни вопросов, представляясь мудрым и вполне подготовленным к восприятию истины, а в ответ получает совет помыть пиалу или доесть свой завтрак.
Вместе с этим традиция предусматривала некие канонические ответы с оговоркой на то, что они были точными только для некой конкретной ситуации и для конкретного состояния сознания.
Такие «нормативно-удачные» ответы в виде диалогов и помещались в сборники, которые составили целый пласт чаньской литературы.
Безусловно, гунъань метафора восприятия действительности, где сама видимая реальность не важна важнее наше отношение к ней.
Сам смысл гунъаней вытекает из основной идеи Чань: учение подвижно, лабильно и не имеет постоянной формы. Чань не выразим словами, не излагаем в трактатах. Читатель или наблюдатель не обязан понимать суть происходящего, всех этих шлепков, выкриков или неожиданных ответов, но он должен верить, что за этим скрывается какая-то «пружина Чань» (чань цзи).
Собрания чаньских речений: эхо шагов мастеров
Всего, как считается, существует около 1700 различных юйлу, оформленных в виде гунъаней, из них активно в чаньской практике используется около 500 600. Многие гунъани являются повторением друг друга с несколько измененными именами героев. Большинство же классических школ Чань, например Линьцзи-цзун, использовали не более десятка основных историй для медитации и считали слишком большое количество гунъаней просто излишним для раскрытия сознания.
В ряде случаев собрание юйлу отличались друг от друга именно комментариями, в то время как сами изначальные высказывания нянь гу были одними и теми же. Такие комментарии на гунъани обычно именовались «пин чан» «обсуждение высказываний» или дословно «обсуждение выкриков», или «изи цзе» «собрание ударов».
Существует и категория неких «фундаментальных» гунъаней вопросов, которые повторялись из поколения в поколение многими наставниками и имели сотни «правильных ответов», например: «В чем смысл прихода Бодхидхармы с Запада?», «Что такое хлопок одной рукой?», «Где ты был до своего рождения?» или «Где ты был, когда тебя еще не было?» Гунъани такого типа выступают как метаформы или деноминаторы всего смысла Чань.
Количество собраний чаньских юйлу росло от эпохи к эпохе, увеличиваясь в основном за счет новых комментариев. Всего с эпохи Тан (V VII вв.) до середины Цин (XV III в.) возникло более 300 таких собраний, некоторые из них насчитывали сотни томов, другие же вполне обходились одним «свитком»-цзюанем в десяток страниц. Ряд собраний ценился только в отдельных школах или вообще представлял собой «закрытую традицию», особенно в плане их мистической трактовки, другие же стали широко известными и шагнули за пределы Китая.
Большинство компендиумов именовалось «Записями о передаче светильника» «Чуань-дэн лу». Нередко ошибочно считается, что речь идет об одном трактате или одном собрании, в действительности же это собирательное название для целого типа компендиумов, ставших популярными в XI XIII вв. Именно в этот период выстраивалась каноническая истории развития Чань, в «Записях о передаче светильника» составители пытались свести воедино и обнаружить связь между различными школами буддийского созерцания, которые изначально не были связаны между собой ни исторически, ни по методам практики. Именно здесь впервые обретает стройный вид концепция линии «Патриархов Чань», Первым из которых стал считаться Бодхидхарма, последним, Шестым патриархом, Хуэйнэн.
И хотя «Записи о передаче светильника» упоминали и других наставников созерцания, живших еще до Бодхидхармы, некоторые из которых приходили из Индии (например, Двадцать седьмой патриарх буддизма Гунабхадра), многие ранние чаньские наставники были как бы отброшены в сторону, дабы «спрямить» линию прямой «передачи светильника» истинной традиции.
Суть подобных собраний была не только в том, чтобы сохранить для последующих поколений яркость сознания древних мастеров, но показать, что Чань несет в себе древнейшую истину просветленного сознания, при этом не имея ни единых методов практики, ни форм поклонения, ни единой теории все зависит от чистоты сердца мастера. Именно поэтому подобные собрания назывались также «Записи о светильнике» («Дэн лу»).
…Всего эти пять собраний насчитывали более 150 цзюаней, или «свитков», и представляли собой компендиум практически всего, что донесла до этого времени письменная и устная традиция о чаньских мастерах. В 1252 г. все пять собраний были сведены под единым названием «Изначальное собрание пяти светильников» («Удэн хуэйюань»).
В XIII веке появляется одна из самых известных коллекций гунъаней «Застава без врат» («Умэнь гуань»), составленная чаньским наставником Умэнь Хуэйкаем (1183 1260). Хуэйкай умело использовал в названии коллекции свое имя, поэтому название произведения можно перевести как «Застава без врат», так и «Застава наставника Умэня».
По преданию, сам комментатор этого сборника Умэнь получил просветление лишь после того, как шесть лет бился над гунъанем, ставшим затем известным под названием «Собака мастера Чжаочжоу», который дал ему наставник Юэлинь Шигуань:
Один монах спросил наставника Чжаочжоу:
Обладает ли собака природой Будды?
Обладает! ответил Чжаочжоу.
Так если она обладает природой Будды, почему же она еще ютится в этом кожаном мешке?
Потому что она делает это осознанно.
В другой раз еще один монах спросил Чжаочжоу:
Обладает ли собака природой Будды?
Нет, ответил Чжаочжоу.
Но все живые существа обладают природой Будды, сказал монах, почему же собака не обладает ею?
Потому что она уже заключена внутри ее сознания кармы.
Гунъань этот действительно крайне сложен для понимания: на один и тот же вопрос даются, казалось бы, абсолютно противоположные ответы. Если учитывать, что вопрос «Обладает ли собака природой Будды?», вообще многократно повторялся и интерпретировался различными наставниками (в том числе и самим Буддой), то задача становится еще труднее, поскольку ответы даются всегда разные и при этом всегда безошибочно точные. Ответ на данный вопрос заключен в самом понимании того, что нет вообще никакого различия между понятиями «внутренняя природа», «собака» (или любое другое существо») и «Будда». А поэтому приход к осознанию, что вопрос сводится к «обладанию самим собой», обессмысливает его и одновременно придает смысл концепции «Стать Буддой, взирая на собственную природу».
После просветления Умэнь написал короткое четверостишие, так передав свое состояние:
Это словно удар грома средь ясного неба:
Все мириады существ открывают глаза
И совершают поклон одновременно.
И даже гора Шумеру подскочила и пустилась в пляс!
Гунъани это вызовы нашему спящему сознанию. Это не взгляды отдельного человека на сущность вещей. Они есть отпечатки сознания мастеров, которых мы, возможно, никогда лично не повстречаем, но по-прежнему способны воспринять послания от них.
Эти истории отнюдь не сложны, их понимание тяжело лишь для напряженно думающего сознания. Стоит просто успокоить его, взглянуть на мир непредвзято, вне теорий и сложных концепций, как внезапно окажется, что только кажущийся «парадокс» и «загадка» расставляют в этом мире все на свои места. Позволь лишь сознанию стремительно и непредвзято реагировать на наш мир, при этом будучи им не затронутым, и тогда гунъань «попадает в цель»:
Наставник Чжаочжоу как-то посетил мастера Чжуюя. Стоило ему подняться в зал для медитаций, как Чжуюй внезапно крикнул:
Посмотри-ка на стрелу!
Смотрю на стрелу! тотчас откликнулся Чжаочжоу.
Она пролетела!
Она попала в цель!
* * *
Уже само китайское название настоящего сборника представляет собой своеобразный гунъань «Чань лай си цюй», что дословно можно перевести как «Чань пришел путы спали» или «Созерцание пришло скованность ушла». Такое название объясняется тем, что каждая история состоит из двух частей: собственно гунъаня (что и обозначается как «приход Чань», или «приход созерцания») и небольшого комментария к нему («путы спали»), в ряде случаев действительно дающего нам пояснения наиболее сложных мест, а в других случаях представляющих новую чаньскую загадку, над которой стоит поразмышлять. Такое построение текста по принципу «основной текст комментарий» вполне традиционное для чаньской литературы: человеку кажется, что он вот-вот достигнет ответа на внутренний вопрос гунъаня, а комментарий внезапно разворачивает его к совсем иной грани реальности.
~~~~~~~~~~~~
Не важно, что написано. Важно, как понято.
|
Sopheeya1984
Модератор
Из: Москва
Сообщения: 1564
|
|
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных |
|
Послано: 25-05-2023 03:35 |
|
|
СОЗЕРЦАНИЕ ПРИШЛО И ПУТЫ ТОТЧАС СПАЛИ
Во всём повинуйся судьбе
... «Следуй времени», «Следуй природным свойствам», «Принимай мир, какой он есть», «Следуй судьбе», «Следуй радости» так старый монах понимает время Небес, постиг природу вещей, осознал путь Чань, проник в чувства человека. Слова этого наставника высокого уровня, даже записанные на бумаге, заставляют людей слышать и видеть по-новому.
Следовать не значит лишь идти вслед, а значит следовать естественному ходу событий, не роптать, не забегать вперед, не искать помощи.
Следовать не значит «плыть по течению», а значит использовать шансы, данные судьбой, не быть догматичным и негибким, не жить в плену своих иллюзий.
Давно отпустил ее
… Когда восходишь в чертоги чистого и свободного духа, то никакая вещь уже не сможет загрязнить их. Каждый из нас, по сути, гигант, взваливший на спину множество людей и явлений этого мира. С рождения до смерти он никогда даже не мечтает о передышке, не помышляя о возможности сбросить груз и отдохнуть немного. Слишком длительная нагрузка стала уже привычной и заставила нас забыть о том, каково это жить расслабленно.
Изначально это твоё
… Для того чтобы заниматься мирскими делами, тоже требуется немалая мудрость! Не случайно говорится: «Благородный муж (цзюньцзы) искушен в хитрости, низкий же человек просто упрям». Сталкиваясь с благородством и низостью, сложной и запутанной логикой человеческих чувств, и не обладая при этом мудростью и проницательностью, разве можно выявить, что же среди этого самое главное?
Твой завтрак остыл
… Проживай каждый миг с пользой. Не увлекайся рассуждениями, вещами, не уносись в несбыточные мечты. Нужно лишь научиться пользоваться твоим нынешним пребыванием в этом мире.
Оставь это!
… Я прошу тебя оставить не эти вазы, а все страсти и заботы, что несешь ты в себе. Если оставишь их, то во все последующие времена будешь свободен от оков жизни и смерти.
Оставить всё отнюдь не значит просто что-то отбросить во внешнем мире, а избавить сердце от оков, полностью освободить душу.
Хорошенько подумай о том, что лучше всего отбросить, а что, как раз, отбрасывать и не стоит.
Стоит ли гневаться из-за орхидей?
Один чаньский наставник очень любил орхидеи. И однажды, перед тем как отправиться в странствия, он повелел своим ученикам как следует ухаживать за монастырскими орхидеями.
Ученики всё делали в соответствии с наказом наставника, но как-то раз задели подставку с цветами и горшки с орхидеями полетели на пол, разбившись вдребезги. Ученики страшно перепугались, в их головах уже рисовались картины того, как разгневается наставник и сколь суровое наказание их ждет.
Наставник же, узнав обо всем по возвращении, созвал всех учеников и сказал: «Я посадил эти орхидеи лишь для того, чтобы поднести их в дар Будде, а еще для того, чтобы воспитать в себе трудолюбие. И уж, конечно, я посадил орхидеи не для того, чтобы на кого-то гневаться!»
И если в своей повседневной жизни мы научимся думать: «Я ведь работаю не для того, чтобы гневаться», то в наших неспокойных сердцах, наконец, воцарится гармония.
***
Бо Цзюъиобратился к нему с гатхой:
Так почему же, погружаясь в сны, запутываемся в иллюзиях мы?
Да и сами иллюзии наши не более чем сны?
Монах Няолань тоже ответил гатхой:
Придя бесследно, уходишь без следа.
Уход, приход все та же суета.
Зачем еще и вопрошать о суетных делах,
Коль суета вся эта лишь во снах.
Впоследствии Бо Цзюъи себя объявив «Упасакой (то есть буддистом в миру) с гор Сяншань». Среди его многочисленных гатх было и такое:
Влюблённый в этот ветер, что кроны сосен в горах качал,
В луну, что устроилась спать на вершинах скал,
В журчанье ручьев, в полет облаков,
Здесь он горным монахом стал.
Сердце, опьяненное созерцанием, не мешает нам, словно птице, искать себе прибежище. Подобно птицам, что свободны от тягостных мыслей, ты возвращаешь свою душу к естественности. Пребывай в пустоте и тогда ты сольешься с этой пустотой!
В мире чистого сознания уносятся все суетные мысли. Но найдется ли хотя бы один человек, что обнаружит начало этого?
Вкус горькой тыквы
Как-то ученики собирались в паломничество по святым местам. Наставник принес им горькую тыкву и сказал: «Носите ее везде с собой. По пути не забывайте окунать эту тыкву в каждую святую реку, вносите ее во все храмы, кладите на алтарь, когда будут произносить молитвы».
Ученики во время паломничества пересекли множество священных рек и святилищ и всё делали согласно наставлениям учителя. Вернувшись, они отдали горькую тыкву наставнику, и он приказал им сварить ее на ужин.
Во время трапезы учитель, едва откушав кусочек тыквы, многозначительно произнес:
Удивительно! В скольких реках ее омывали, в скольких храмах освящали, а горькая тыква так и не стала сладкой!
Вкус горькой тыквы останется горьким независимо от того, сколько раз ее омывали, сколько раз освящали. Природа ее не изменится. И с нашим сердцем все то же самое. Независимо от того, святую или мирскую жизнь мы ведем, независимо от того, в каких землях мы пребываем, ясную и чистую сущность не изменить.
«Горы и воды легче изменить, чем изначальную сущность»? Так как же они собирались изменить изначальную природу вещей?
Вне мыслей и рассуждений
Как-то один человек пришел к наставнику Синшань Вэйкуану и спросил:
Обладает ли собака природой Будды?
Обладает! ответил наставник.
Ну а, Вы обладаете природой Будды?
Я не обладаю, ответил монах.
Проведенное с пользой время
Проведя долгое время в странствиях, монах Яншань вернулся, чтобы навестить своего учителя, наставника Вэйшаня.
Да, давно не виделись, приветствовал его учитель Вэйшань. Чем ты занимался все это время?
Я вспахал клочок земли и посадил туда семя, ответил Яншань.
Судя по всему, ты время впустую не тратил, одобрил учитель.
Учитель, а чем Вы были заняты? поинтересовался Яншань.
Днем ел, ночью спал! прямо ответил Вэйшань.
О, у Вас, Учитель, все это время тоже не было ни одной свободной минуты! с почтением произнёс Яншань.
Созерцание при ясной луне
Стояла тихая ночь середины осени. Два чаньских наставника Цзинцэнь и Яншань вместе любовались луной.
Каждый человек обладает этим, но не все могут это использовать, заметил Яншань.
Прежде надо еще научиться использовать свое «я», добавил Цзинцэнь.
Как вытащить гуся из кувшина
Чиновник Лу Сюань однажды спросил монаха Наньцюаня:
Когда-то давно люди, откармливавшие гуся, посадили его в кувшин. Постепенно гусь подрос да так, что его не смогли оттуда вытащить. Если бы это произошло сегодня, как бы вы, наставник, вытащили птицу оттуда, не разбив кувшина и не повредив гуся?
Эй, господин! окликнул его Наньцюань.
Лу Сюань тотчас откликнулся.
Наньцюань улыбнулся: «Выходите!»
***
«Бери решительно, оставляй без сожалений», важнейший принцип Чань.
Всегда бери, когда нужно взять, всегда оставляй, когда нужно оставить.
Кто связал тебя?
Как-то раз, юноша Даосинь пришел к Сэнцаню за советом:
Наставник, как освободиться от страстей и заблуждений?
Кто связал тебя?
Никто не связывал меня, постояв минуту молча, ответил Даосинь.
Тогда о каком же освобождении ты просишь? спросил наставник.
Где же Путь?
О дин монах спросил наставника Вэйкуаня:
Где Путь-Дао?
Прямо перед тобой, ответил Вэй-куань.
А почему я его не вижу?
Ты обладаешь «я», а поэтому тебе его и не увидеть.
Раз уж из-за того, что обладаю «я», я не вижу Путь, то ты-то видишь его? спросил монах.
Вот из-за того, что ты обладаешь и «я» и «ты», тебе точно никогда его не узреть! сказал Вэйкуань.
Монах решил поставить вопрос по-другому:
А если не будет ни «я», ни «ты», то можно будет узреть его?
Если не будет ни
Разговор о буддизме за чаем
Все люди обладают этим, но почему это не выразить словами? Именно потому, что они обладают этим, это и не выразить словами, ответил монах.
Если так, то почему же ты, мой друг, об этом сейчас говоришь? снова задал вопрос Пан.
Нельзя все время об этом не говорить!
Чань может показаться очень сложным, при этом будучи очень простым. Чань может показаться и очень простым, оказавшись на деле очень сложным. Тот, кто понимает это, тот понимает, кто не понимает, тот уже не поймет.
Чань одного пальца
Показать один или много пальцев в чаньской практике имеет одинаковое значение.
Главный смысл одного поднятого пальца непосредственно указать обучающемуся на глубинный духовный смысл. Избавившись от пустых иллюзий и взирая изнутри на все происходящее, сможешь в конце концов уловить смысл этого.
Вот и мы, если научимся слушать в любой момент, взирать на любое место и постоянно слушать, в конце концов, чем будем отличаться от чаньских последователей?
Чань отрубленного пальца
...Ученик хотел, было по привычке, снова поднять палец, но, увидев, что он отрублен, тут же прозрел.
Дружба с тиграми и барсами
Если в сердце есть хоть капля добра, то вполне можно подружиться и с тиграми, и с барсами. Ну а что же надо иметь в сердце, чтобы дружить с людьми?
Чай вне размышлений
«Пить чай вне всяких состояний так же естественно, как то, что ива зелена, а цветы красны».
Чай «со вкусом Чань» это чистый обычный чай, чай без каких-либо состояний души.
Чаепитие вне какого-то конкретного душевного состояния это всеобъемлющее явление, как и зеленый цвет ивы и красный цвет цветов, и за пределами этого нет никакого иного мира. Попивая чай вне всякого состояния души, почувствуешь истинный вкус просветления. Не веришь попробуй-ка чашечку чая!
Искать огонь в печи
«Твое сердце и буддийское учение изначально и есть одно и то же. Теперь же тебе следует хорошенько оберегать это».
...То, что в печи изначально есть огонь, символизирует: в нас изначально в сокрытом виде есть природа Будды, лишь надо смотреть, проявлена ли она. Наставник при помощи поиска огня в печи наставил Гуйшань Линью в том, чтобы постичь свой истинный лик. Когда суть Чань становится очевидной, а состояние духа абсолютно ясным, то состояние просветления оказывается подобным отсутствию просветления, лишь надо смотреть на точный момент и благоприятные причины.
~~~~~~~~~~~~
Не важно, что написано. Важно, как понято.
|
Sopheeya1984
Модератор
Из: Москва
Сообщения: 1564
|
|
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных |
|
Послано: 25-05-2023 03:36 |
|
|
Он не далек от Будды
Как-то к чаньскому наставнику Эшаню пришел один студент и спросил: «Читали ли Вы христианскую Библию?» Эшань признался, что не читал, и попросил прочесть ему несколько отрывков.... Эшань слушал и кивал головой в знак согласия, а затем сказал:
Кто бы ни был тот человек, которому принадлежат эти слова, но, по-моему, он уже постиг все истины.
«Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят», продолжал читать студент.
Замечательно! воскликнул Эшань. Не важно, что за человек произнес эти слова, но я полагаю, что он не далек от Будды!
***
Если в твоей душе много ложного, то будет очень сложно постичь истинное. Если же в сердце есть истинное, то сложно его будет загрязнить ложным. Но изначальная природа сердца едина, так как же его использование может быть двойственным? Так где же в таком просветленном и одухотворенном сердце, что пронизано единой мыслью, найдется место для истинного или для ложного? Мы же извечно закабаляем и замутняем нашу изначально светлую и спокойную душу разными стереотипными представлениями о жизни. Ну и где же здесь свобода сердца?
О счастье и страдании
Чаньский наставник Байма Сюньчжао часто любил повторять: «Как прекрасно! Как счастливо!» Но когда уже не за горами была его кончина, он все чаще громко причитал: «Горе мне! О, горе!» А порой бывало, что он мог в испуге закричать: «Владыка ада Ямараджа придет за мной!»
Как-то раз настоятель монастыря, услышав в очередной раз подобные стенания, упрекнул его: «В былые времена, ты, будучи еще цзедуши (правителем области), однажды упал в реку и сумел при этом сохранить полное спокойствие. Как же ты сейчас можешь так себя вести?»
Чаньский наставник сказал:
Высокочтимый монах, подойдите ко мне!
Настоятель подошел к ложе, на котором лежал Сюньчжао. Тот приподнял голову с подушки и сказал:
То время, о котором ты говорил, и сегодняшний день это разве одно и то же?
Настоятель счел лучшим промолчать в ответ.
***
Радость это, конечно, Чань. Но почему же страдания не могут быть Чань? Люди, занимаясь своими делами, знают лишь одну сторону вещей и явлений, при этом совершенно забывая о другой. Истинные чаньские наставники никогда не будут ограничивать себя в проявлении своих чувств только ради того, чтобы другие сочли их людьми праведными. Во всех своих намерениях они абсолютно открыты и искренни. Воистину, их чаньское сердце может проявиться повсеместно. Они искренни и открыты!
***
Вся наша жизнь пронизана стереотипами, мы ее проживаем, опираясь лишь на них. Когда опустошим эти понятия и стереотипы, мы внезапно все поймем. Все, что останется после этого внутри нас, пустотное, просветленное и свободное от всего сердце. Это и есть изначальный лик нашего сердца, состояние, в котором мы находились у самого истока.
Сокровищница, что запрятана у тебя дома
Когда Хуэйхай впервые пришел к чаньскому наставнику Мацзу Даои, тот его спросил:
Откуда ты пришел?
Я иду из монастыря Даюньсы, что в об ласти Юэчжоу.
И какое же дело привело тебя сюда?
Я пришел сюда в поисках Учения Будды.
Может быть, у меня вообще ничего нет, так какое же Учение Будды ты здесь ищешь? Ты даже не видишь сокровищницы, запрятанной в твоем же доме!
Сокровищницы, запрятанной в моем же собственном доме? удивился Дачжу. Ну а где же находится сокровищница самого Дачжу Хуэйхая?
Слушай получше! То, о чем ты меня только что спрашивал, и есть сокровищница, запрятанная в твоем же собственном доме.
В ней все содержится с самого начала, в ней нет ни избытка, ни недостатка. Если надо ею воспользоваться так пользуйся! Стоило ли покидать этот дом и отправляться так далеко?
Услышав эти слова, Хуэйхай сразу же прозрел изначальную природу своего сердца. Он даже стал пританцовывать от радости и поклонился учителю в знак благодарности. После этого он в качестве ученика провел с Мацзу более шести лет, а затем вернулся в Юэчжоу.
***
«Сокровищница, что запрятана в твоем же доме» этими словами Мацзу указывает Дачжу на «сознание-сокровищницу» (санскр. алая-виджнана), которое, прозревая весь мир, по сути, прозревает само себя, поскольку изначально содержит в себе все проявления дхарм. Поэтому Мацзу удивляется, что Дачжу «покинул дом и отправился так далеко», то есть начал искать Будду вне своего сердца. Примечательно, что в конце жизни Дачжу становится полным отшельником, то есть до конца воплощает совет Мацзу «не искать вовне».
То, что превосходит естественность
***
Способность познавать естественность это и есть наша нынешняя способность слышать и видеть. Так как же мы можем выйти за пределы этого мира? И если можно выйти за пределы естественности, то что же тогда невозможно преодолеть? Наше сердце самое великое сокровище, оно обладает безграничными возможностями.
И именно из этого сердца, если найти правильный способ, и делается первый шаг к этим безграничным возможностям.
***
Сердце словно великое море, берегов не имеет.
Наставление, из уст выходя, тело врачует, словно лотос алеет.
Даже если руки твои не заняты делом,
Не значит это, что в праздности ты пребываешь.
Живая природа птицы
***
Вот основной принцип буддийского Учения: «Все живые существа равны они все обладают природой Будды». Все они в равной степени имеют природу, готовую к просветлению, просто не все готовы сделать над собой усилие.
В пустоте не смотать нить
... Я спросил о том, как в конечном счете чаньские наставники должны направлять людей к Учению?
Это мастерство сравнимо с тем, как вонзить иглу в каменную стену или следовать за скручиванием нити так зачем же нужно обязательно змее пририсовывать ноги? Коли ты не прозрел свое сердце, то все наставления будут бесполезны для тебя! Человек, который так и не понял самого себя, даже от всетерпимого Будды может не дождаться сострадания!
Примечание : Традиционный вопрос «В чем смысл прихода Бодхидхармы с Запада?» равносилен вопросу «В чем смысл Чань?»
Жизнь в ликовании
***
По сути, Чань тоже радость! Но он превосходит все остальное! Он никак не связан с вещами, которые находятся вне тебя, и поэтому твое тело обретает ни с чем не сравнимое безграничное ликование. И если ты прозреваешь свое чаньское сердце, то и во всех аспектах, во всех областях жизни тебе будет способствовать удача.
Чань поистине может стать чудесным средством для каждого человека, которое не имеет никаких недостатков!
Цветы, что схожи с буддийскими песнопениями
Чтобы сохранить чистоту и покой в сердце, помни: принцип этого и способ ухода за твоими цветами одинаковы. Лишь только постоянно очищая свое сердце и гармонизируя свое состояние, можно узреть сладкие росы Великой естественности.
Спасибо Вам за наставление, но мне бы хотелось иметь возможность провести часть жизни в монастыре, чтобы погрузиться в эту умиротворенную атмосферу буддийских песнопений, говорила девушка, вся преисполненная радостных надежд.
Твое дыхание и есть звуки песнопений, биение пульса это колокола и барабаны, тело твое вся вселенная, а уши высшее знание-бодхи, и нет места, где не было бы покоя и чистоты. Так зачем же еще и отправляться жить в монастырь? ответил монах.
***
Вот уж отличная иллюстрация поговорки «Устроить место для постижения Пути-Дао посреди самой шумной площади»! Лишь надо очистить и успокоить свое сердце, так где же тогда останется место, где не будет покоя? Если же в твоем сердце не будет покоя, то представь, что находишься в старом монастыре в глубине высоких гор, а снизу доносится лишь далекий шум.
Пустоту не перелететь
Монах-ученик потратил немало времени, изучая буддизм, но так и не смог достичь просветления. Потеряв всякую надежду, он отправился к своему учителю чаньскому наставнику гунъану, чтобы проститься.
Просветление вытекает из самой изначальной природы человека и не обладает никакой исходной формой, равно как и не существует способа, чтобы передать его другим людям.
Нельзя постичь его, пытаясь впопыхах выучить что-то. У других людей другой мир, а то, что пестуешь ты, это твой путь Чань. Так зачем же ты в своих речах смешиваешь себя с другими? сказал гунъану.
Ох, так ведь я по сравнению с другими наставниками и учениками, словно крохотный воробей по сравнению с могучими орлами!
Насколько могучи орлы? Насколько мал воробей? недоуменно спросил монах-наставник.
Неверие и есть высшая истина!
Как-то монах-ученик пришел к государственному наставнику Хуэйчуну за наставлениями и спросил:
Древние говорили: «Изумрудно-зеленый бамбук и есть тело Закона (дхармы), ароматные хризантемы не что иное, как нирвана». Неверующие считают, что это ложное утверждение, верующие же полагают, что это просто бессмыслица.
Это утверждение соотносится с чертогами, где обитают боддисатвы Манджушри и Самантабхадра, обычные люди и последователи учения Малой колесницы не способны уверовать в это. А поэтому сутра «Хуаянь цзин» и говорит: «Тело Будды полностью заполняет мир Закона и проявляется еще перед возникновением всей массы живых существ. И оно всегда пребывает на троне высшей мудрости-бодхи». «Праджня-парамита-сутра» говорит: «Внешние проявления (рупа) не имеют границ, поэтому и сама мудрость (праджня) не имеет границ».
Отрубленная голова упала наземь
***
Скрытый смысл «отрубленной головы» соотносится с понятием «я», «мое Эго». Это значит, что «я» в этот момент превращается в «не-я», будто вообще исчезает. Так где же в этом случае можно найти «я», которое можно было бы «отрубить» и принести показать другим людям? И именно такой человек с «отрубленной головой» может дойти до истоков своего чаньского сердца.
Тело, не подверженное болезням
Когда вы покинете этот кожаный мешок, что зовете своим телом, куда вы отправитесь, чтобы встретиться со мной вновь?
***
Когда обычный человек болеет, то сердце его не спокойно. Когда заболевает чаньский наставник, то сердце его спокойно и умиротворено.
Шелковинка, на которую даже вещь не подвесить
***
Скрытый смысл выражения «шелковинка, на которую даже вещь-то не подвесить» заключен в том, что сердце пребывает в пустотном и светлом состоянии и даже мирской пыли негде осесть.
Судя по всему, сердце, что любит красоту и не является сердцем вовсе, хорошее дело! Хе-хе!
***
«Шелковинка, на которую даже вещь не подвесить» буддийское выражение, означающее «ничто», крайне малую часть. первым его употребил мастер Ау Сюаньжи, который на вопрос, чем он занимался весь день, ответил: «Шелковинкой, на которую даже вещь-то не подвесить». В «Сутре помоста Шестого патриарха» Пятый патриарх Чань Хунжэнь, предупреждает своего преемника Хуэйнэна, чтобы тот больше не передавал титул Патриарха, дабы избежать споров: «Иначе жизнь твоя будет висеть на шелковинке».
Приход, уход всего лишь заблуждение
Я одиноким пришел в этот мир, одиноким ухожу. Вы, чаньский наставник, чем можете помочь мне в моих страданиях?
Если ты действительно считаешь, что по-истине пришел в этот мир, а затем еще и уходишь, то это лишь твое заблуждение. Сейчас же позволь мне показать тебе дорогу, по которой не приходят и не уходят!
И в этот момент умирающий человек действительно увидел эту дорогу. Озаренный легкой улыбкой, он пошел по ней.
***
В конце концов, все страдания и переживания людей строятся вокруг одного вопроса о жизни и смерти. Умирающий человек, что просил чаньского наставника о последнем наставлении, понял, что приход и уход, жизнь и смерть всего лишь наши заблуждения и иллюзии. Благодаря этому он обрел освобождение в своем сердце, поэтому ушел из жизни успокоенным. Ну а мы те, кто еще живут в этом мире? Жизнь приходит естественным образом, смерть возвращает нас в эту естественность. Путь естественности, который способен вобрать в себя и жизнь, и смерть, по сути, означает отсутствие и жизни, и смерти.
~~~~~~~~~~~~
Не важно, что написано. Важно, как понято.
|
Sopheeya1984
Модератор
Из: Москва
Сообщения: 1564
|
|
Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необычайных |
|
Послано: 25-05-2023 03:37 |
|
|
***
«Жизнь прекрасна, а смерть ужасна» сколь банально это изречение! А вот «не рождаться и не умирать» уточненная чаньская мудрость.
Чаньский путь заключается в том, чтобы, не отбрасывая ни жизнь, ни смерть, преодолевать и то, и другое. Люди, стоящие на пути просветления, самыми разными способами доказывают это. А поэтому, лицом к лицу сталкиваясь со смертью, они продолжают пребывать в покое и отсутствии волнений, чего не скажешь об обычных людях.
А ведь и в каждом из нас тоже есть хотя бы часть того мудрого сердца, что дает чаньское просветление, мы лишь очень привязаны к этому миру.
~~~~~~~~~~~~
Не важно, что написано. Важно, как понято.
|
|
|
|
Сейчас у нас: и 12 Гостя(ей)
Всего сообщений: 26682
Всего тем: 1151
Поздравляем: Iscelitelj !!
|
Based on:
|
|
|
|
